Уставшие искусство и жизнь попытались себя переосмыслить
«Все утопии заканчиваются руинами. С другой стороны, все руины чем-то влекут человека, и не только в Греции. А с третьей – человек не может жить без утопии, он строит и строит новые», — эти слова директора Воронежской галереи «Х.Л.А.М» Алексея Горбунова к открывшейся в её стенах выставке можно было бы поставить эпиграфом. Или хотя бы начать с них статью об этом событии, что я сейчас и сделал.
Выставка «Руины утопии», открывшаяся в рамках Платоновского фестиваля, собрала работы восьми авторов из Воронежа и Москвы. Практически все они как-то связаны с Воронежским центром современного искусства: если не его основатели, то слушатели курса молодого художника.
Как сказал на открытии выставки её куратор Илья Долгов, «тема авангарда 1920-1930-х, тем более русского, советского, очень важна для нас. От него мы, современные художники, ведём свою генеалогию. С ним пытаются работать по-разному: развить и продолжить его дух, либо унаследовать его визуальный язык, либо, наоборот, критически переосмыслить».
Одна из главных стратегий авангарда – соединение искусства и жизни. Однако создатели «Руин» решили провести этот контакт «не как насильственное утопическое преобразование, а как примирение. Жизнь устала, искусство за двадцатый век подустало, и вот эти два уставших товарища встречаются и пытаются себя переосмыслить». Принципом экспозиции стало воссоздание обычного человеческого жилища.
Здесь предметы искусства сочетаются с предметами домашней обстановки, а часть экспонатов пытаются притвориться предметами обихода. Фотографии какие-то на стенах висят. Полосатый коврик на полу. Стол как стол, телевизор как телевизор, часы как часы. Всмотришься – и обнаружишь, что часы, хоть и подмигивают нам каждую секунду, но показывают-то одно и то же время – утопии, антиутопии? Или это наша сегодняшняя реальность безнадёжно остановилась?
Иван Горшков специально для фестиваля создал «Статую юноши», смешав железо и бетон. «Брутальная скульптура становится музейным экспонатом с античной осанкой», — сообщает аннотация к выставке.
Горшковский юноша выглядит сильно разложившимся то ли после чудовищного кислотного дождя, то ли после нашествия озверевших бактерий, однако упорно и героически стоит на своих то ли двух, то ли трёх ногах. Автор охотно допускает, что его работа, этот «застывший сталактит эпохи», содержит намёк на монументальную пропаганду в СССР.
— Я до последнего момента не мог понять, как выставка будет выглядеть. Когда мы закончили работу, стало ясно, что все работы, хоть и абсолютно разные, оказавшись рядом, начинают друг с другом взаимодействовать. Мне кажется, зрителю будет очень интересно за этим наблюдать, — считает один из участников Николай Алексеев.
Для выставки он подготовил два проекта. В одном из них, названном «Северный мост», использованы реальные бетонные обломки с торчащими из них кусками арматуры, когда-то бывшие частью этого самого моста. «Один из немногих двухэтажных мостов, он был для своего времени модернистским проектом. Я с детства помню, как по нему ходил по праздникам трамвайчик, там продавались десерт, сладкая вата… Прошло время, рельсы разобрали, трамвай по нему не ходит… А мост стоит». Без сопротивления делясь частями своего дряхлеющего тела с молодыми авангардистами.
Рядом с входом в галерею угол перегорожен – как это ранней весной бывает, когда с крыш падают сосульки. Обломками досочек, палочек перегорожен. Обломки образуют слово из трёх букв: «РАЙ».
Виталий ЧЕРНИКОВ